Как ранее сообщалось, Президиум Верховного Суда утвердил Обзор судебной практики ВС № 2, 3 (2024), содержащий помимо прочего 13 правовых позиций Судебной коллеги по уголовным делам.
Вопросы квалификации
Верховный Суд в п. 33 разъяснил, что по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК следует квалифицировать убийство, совершенное на почве явного неуважения к обществу и общепринятым нормам морали, когда поведение виновного является открытым вызовом общественному порядку и обусловлено желанием противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное к ним отношение, в частности когда поводом для убийства становится спровоцированный самим виновным конфликт с ранее незнакомой ему потерпевшей (Определение № 53-УД22-27-А5).
Адвокат АП г. Москвы Мартин Зарбабян отметил, что данный квалифицирующий признак нередко вызывает споры и несогласие со стороны защиты, поскольку в отдельных случаях становится сложно отграничить убийство, сопровождаемое бытовым конфликтом между виновным и потерпевшим, от убийства, совершенного из хулиганских побуждений. «Практическая проблема состоит в том, что порой следственные органы избыточно или ошибочно вменяют лицу совершение убийства из хулиганских побуждений, не отразив в обвинительном заключении факторы и аргументы, свидетельствующие о совершении этого особо тяжкого преступления, сопровождаемого именно явным неуважением к обществу. Ключевой тезис данного определения: убийство, которое совершено при отсутствии очевидцев, но в общественном месте, может быть квалифицировано в качестве убийства, совершенного из хулиганских побуждений», − пояснил он.
Юрист, помощник адвоката Vinder Law Office Владислава Шайдуллина отметила, что в судебной практике нет единообразия в части вменения мотива «из хулиганских побуждений», а также разграничения преступлений, совершенных «из хулиганских побуждений» и в силу личных неприязненных отношений. Она обратила внимание: в абз. 2 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда от 15 ноября 2007 г. № 45 (ред. от 26 ноября 2024 г.) «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений» указывается, что при решении вопроса о наличии в действиях подсудимого грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу, судам следует учитывать способ, время, место их совершения, а также их интенсивность, продолжительность и другие обстоятельства. «Однако суды дают совершенно разную оценку приведенным обстоятельствам. Тот факт, что виновное лицо и потерпевший не были знакомы ранее, не свидетельствует о невозможности между ними личных неприязненных отношений на фоне внезапного возникшего конфликта, хотя чаще, безусловно, личные неприязненные отношения суды усматривают в тех случаях, когда лица были знакомы до момента совершения преступления. Тот факт, что деяние совершено в общественном месте, не всегда свидетельствует о наличии хулиганских побуждений, а совершение деяния в жилом помещении – об обратном. И таких примеров очень много», – указала эксперт.
По мнению Владиславы Шайдуллиной, приведенная в обзоре позиция ВС не проясняет ситуацию или даже ухудшает ее. «Все же наличие хулиганских побуждений в деянии лица – квалифицирующий признак. И его вменение должно производиться весьма и весьма осторожно. Признание деяния, совершенного в отсутствии других лиц и с учетом ночного времени, выражающим явное неуважение к обществу, открытым вызовом общественному порядку, демонстрацией пренебрежительного отношения к окружающим (которых не было и их появление не предполагалось) кажется не совсем обоснованным. Возможно, мы действительно можем признать, что повод для убийства потерпевшей в рассматриваемом случае был малозначительным. Однако редко можно констатировать обратное − что повод для убийства был достаточно значимым, особенно при неустановлении иных мотивов. Тем не менее совершенно точно недопустимо делать вывод о совершении преступного деяния из хулиганских побуждений исключительно на основании отсутствия иных мотивов», − прокомментировала она.
В п. 34 обзора отмечается, что вывод о наличии в действиях лица, совершившего кражу, признака причинения значительного ущерба гражданину должен быть мотивирован с учетом имущественного положения потерпевшего, стоимости похищенного имущества, его значимости для потерпевшего и других обстоятельств (Определение № 11-УД22-19-К6).
Адвокат АП Республики Ингушетия Белла Маштагова указала, что в силу ч. 2 ст. 14 УК деяние, хотя формально и содержащее признаки предусмотренного Кодексом деяния, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности, не является преступлением. Отсутствие доказательств того, что действия подсудимого причинили существенный вред правам и законным интересам потерпевшего и охраняемым законом интересам общества и государства, а также повлекли какие-либо иные общественно опасные последствия, не позволяет признать содеянное преступлением.
«ВС напомнил, что формальный подход к установлению факта причинения значительного ущерба потерпевшему при квалификации преступления по п. “в” ч. 2 ст. 158 УК недопустим. Судам необходимо максимально мотивировать вывод о наличии в действиях подсудимого признака причинения значительного ущерба потерпевшему, поскольку указанный признак свидетельствует о совершении уголовно наказуемого деяния. Делая вывод о том, что причиненный потерпевшему ущерб нельзя признать значительным, Верховный Суд РФ обращает внимание не только на материальное положение потерпевшего, но и на характер, потребительские качества похищенного имущества, его небольшую стоимость», − указала Белла Маштагова.
Назначение наказания
Исходя из п. 37, если суд, установив наличие у осужденного малолетних детей, не признал данное обстоятельство смягчающим наказание (п. «г» ч. 1 ст. 61 УК) и не учел при назначении наказания, он должен привести в приговоре мотивы такого решения (Определение № 46-УД22-20-К6).
«Несмотря на большое количество разъяснений в части вопросов назначения наказания, анализируемый казус демонстрирует, что правильное применение и учет смягчающих (отягчающих) обстоятельств все еще вызывают трудности у правоприменителя, − полагает Мартин Зарбабян. − Основной посыл Верховного Суда: недостаточно просто указать или перечислить смягчающие обстоятельства в решении, ведь это не машинальное или формальное действие при рассмотрении уголовного дела. Поскольку такие обстоятельства по замыслу законодателя должны в обязательном порядке учитываться в случае назначения наказания, то наличие тех или иных обстоятельств, установленных судом, должно реально отражаться на наказании в сторону его смягчения».
По мнению Владиславы Шайдуллиной, в части обзора, посвященной практике Судебной коллегии по уголовным делам, наиболее значительной и полезной представляется раздел о назначении наказания. «В настоящее время сложилась практика, что даже значительные недочеты в поставленном приговоре суды вышестоящих инстанций списывают на техническую ошибку или признают незначительным нарушением. Верховный Суд обоснованно подчеркнул, что упоминание об обстоятельстве, являющемся смягчающим в соответствии со ст. 61 УК РФ, в какой-либо другой части приговора, а не при перечислении смягчающих обстоятельств является основанием для его пересмотра», − указала она.
Владислава Шайдуллина напомнила, что сам по себе факт наличия у виновного лица малолетнего ребенка не может рассматриваться как безусловное смягчающее обстоятельство, так как оно связывается с выполнением виновным обязанностей родителя по воспитанию и материальному содержанию ребенка. С учетом распределения бремени доказывания надлежит считать, что родитель выполняет данные обязанности, пока не установлено обратное. «Тем не менее непонятно, когда данную презумпцию считать опровергнутой», − прокомментировала юрист.
Судебная коллегия по уголовным делам пояснила в п. 40 обзора, что согласно ч. 4 ст. 65 УК при назначении наказания лицу, признанному вердиктом присяжных заседателей виновным в совершении преступления, но заслуживающим снисхождения, обстоятельства, отягчающие наказание, не учитываются. Также отмечается, что по смыслу положений ст. 33 УК действия организатора преступления охватывают действия пособника, поскольку могут включать в себя подыскание исполнителя преступления, обеспечение соучастников оружием, разработку плана, распределение ролей, сокрытие следов преступления и т.п. (Определение № 72-УД22-8СП-А5).
Владислава Шайдуллина посчитала данный пункт особенно актуальным. «Несмотря на то что в нем Верховный Суд РФ комментирует только соотношение ролей организатора и пособника, то же самое верно и для соотношения организатора и подстрекателя. Вменяя одновременно роли организатора и подстрекателя, что также встречается на практике (например, Кассационное определение Восьмого КСОЮ от 21 августа 2024 г. по делу № 77-2976/2024), суды, на мой взгляд, нарушают фундаментальные положения теории квалификации. Теория говорит о том, что при конкуренции целого и части квалификация производится по целому. Организатор – целое, пособник и подстрекатель – части, так что и в той, и в другой ситуации одновременная квалификация невозможна», − поделилась она.
Верховный Суд отдельно отмечает, что действия организатора могут включать в себя подыскание исполнителя, указала эксперт. «Здесь необходимо уточнить, что подыскание исполнителя может носить как подстрекательский, так и пособнический характер (и это не исключает того, что в любом случае, данные действия должны включаться в исполнение роли организатора). Так, предположим, организатор хочет организовать преступление. Он находит исполнителя. В этом случае он действует как подстрекатель. Если выясняется, что исполнитель в одиночку совершить преступление не может, организатор подыскивает другого исполнителя – в этом случае его действия будут в отношении первого исполнителя пособническими (так как он условно помогает первому исполнителю совершить преступление подысканием ему соисполнителя), в отношении второго − подстрекательскими, а в целом – организаторскими, поскольку он еще разрабатывает план, и т.д.», − пояснила Владислава Шайдуллина.
Процессуальные вопросы
Согласно п. 42 документа в случае если суд по уголовному делу придет к выводу об отсутствии признаков банды, а по приговору, вынесенному по выделенному в связи с заключением досудебного соглашения о сотрудничестве уголовному делу, лицо осуждено за участие в банде и совершенные ею нападения, то несмотря на согласие данного лица с предъявленным обвинением приговор, постановленный в порядке гл. 40.1 УПК, подлежит изменению, а уголовное преследование по ч. 2 ст. 209 УК – прекращению в связи с отсутствием в деянии состава преступления (Определение № 82-УД22-15).
По мнению Беллы Маштаговой, Верховный Суд правильно отметил, что одними из обязательных условий рассмотрения уголовного дела в особом порядке являются обоснованность обвинения и его подтверждение совокупностью собранных по делу доказательств. «При этом нельзя говорить об обоснованности обвинения при наличии иных приговоров, содержащих противоположные выводы относительно одних и тех же фактических обстоятельств содеянного участниками одной группы. Необходимо учитывать, что в силу ст. 90 УПК РФ суд должен принимать во внимание те обстоятельства, которые были установлены другими судами. Обстоятельства, содержащиеся в судебных актах, которые вступили в законную силу, не подлежат повторной проверке», − уточнила она.
Белла Маштагова напомнила, что в п. 17 Постановления Пленума ВС от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре» говорится о том, что все неустранимые сомнения в доказанности обвинения, в том числе отдельных его составляющих, толкуются в пользу подсудимого. Признание подсудимым своей вины, если оно не подтверждено совокупностью других собранных по делу доказательств, не может служить основанием для постановления обвинительного приговора. По смыслу п. 7 ст. 316 УПК судья постановляет обвинительный приговор если придет к выводу, что обвинение, с которым согласился подсудимый, обоснованно, подтверждается доказательствами, собранными по уголовному делу. «Однако зачастую суды, рассматривая уголовное дело в особом порядке, не проверяют в полной мере обоснованность обвинения, наличие совокупности доказательств, а фактически ограничиваются признанием подсудимым своей вины и согласием с предъявленным обвинением», − заметила адвокат.
Мартин Зарбабян считает, что в данном случае затронута достаточно актуальная проблема, так как особый порядок судебного производства хотя и предполагает согласие с обвинением, но не исключает обоснованность и доказанность предъявленного обвинения. Он отметил, что приговор по делу в отношении лица, заключившего досудебное соглашение, не так часто отличается от приговора в отношении других обвиняемых по основному делу, из которого было выделено дело в отношении лица, заключившего так называемую сделку. «В каком-то роде анализируемое дело является редким случаем, когда у лица, заключившего досудебное соглашение, появляется процессуальная возможность пересмотра своего приговора по причине оправдания лиц, в отношении которых, вероятно, им были даны изобличающие показания, – указал адвокат. – Вообще комментируемое дело обнажает сразу две проблемы. Первая – проблема единообразия и унификации судебных решений, т.е. когда одни и те же обстоятельства трактуются судами по-разному. Вторая – порочные досудебные соглашения, в основе которых находится либо самооговор, либо заблуждение обвиняемого под воздействием третьих лиц».
Исходя из п. 43 обзора адвокат не вправе занимать по уголовному делу позицию, противоречащую интересам своего подзащитного, за исключением случаев, когда он убежден в наличии самооговора. Если подсудимый указывает на свою невиновность, а адвокат просит лишь переквалифицировать действия своего подзащитного и смягчить назначенное наказание, то это свидетельствует о нарушении права на защиту (Определение № 18-УД22-6-К4).
Мартин Зарбабян с сожалением отметил, что описанный казус не единичный и правоприменительная практика содержит другие примеры, когда защитники на стадии обжалования приговора в просительной части своей жалобы указывают позицию, которая отличается от позиции доверителя. «Такие определения показывают важность сверки позиций между защитником и доверителем при решении вопроса об обжаловании того или иного судебного решения. В целом важно понимать, что просительная часть жалобы – это важный раздел письменного документа, который отражает стратегию», − пояснил он.
В заключение Мартин Зарбабян отметил, что обзоры судебной практики являются весьма информативными формами фиксации правовых позиций, которые наглядно объясняют логику правоприменителя в разрезе конкретных уголовно-правовых споров. Вместе с тем анализируемые правовые позиции представляются очевидными и бесспорными, отражающими где-то императивные нормы права, а где-то и устоявшуюся судебную практику.
